Уравнение с Бледного Нептуна (Иллюстрации И. Огурц - Страница 51

Сумасшедший день Ермолова на этом не кончился. В конце дня ему принесли письма от Карабичева. Иван Иванович вскрыл заграничный конверт и быстро заскользил по строчкам.

Карабичев писал, что жену свою он отыскал в очень тяжелом и жалком положении. Подробности обещал рассказать по приезде. Винер Риоли, которого рекомендовал Лахутин, оказался чудесным человеком. Сейчас Карабичев заболел и валяется в больнице, надеется скоро выйти. Письмо он пишет с одной целью — ему хочется поделиться с Ермоловым очень важными соображениями.

«У меня сложилось твердое убеждение, — писал Карабичев, что наш многоуважаемый Иван Павлович, составивший карту распространения «эффекта дубль-ве», не прав. Дело в порочных предпосылках. Побывав здесь, в Бессано, я провел ряд наблюдений, которые навели меня на мысль о возможной ошибке в рассуждениях Ивана Павловича. Как он рассуждал?

Он считал, что главным параметром, характеризующим взаимонаводку, является ее мощность. И эту мощность он измерял расстоянием, на котором два человека начинали ощущать друг друга. Чем оно больше, тем, дескать, и мощность больше. На первый взгляд правильно. А в действительности все наоборот. В Бессано, по расчетам Ивана Павловича, «эффект дубль-ве» раз в пять больше, чем в Москве. И правда, здесь начинаешь чувствовать другого на расстоянии в два-три метра, а в Москве только — с полуметровой дистанции.

Но дело не в одном расстоянии. Важна еще интенсивность ощущения. В Бессано эффект возникает на большом расстоянии, зато он слабее московского ровно в пять раз. Таким образом, мощность излучения следовало определить, измеряя интенсивность его, а не дальность действия. Это соображение заставило меня пересмотреть карту Ивана Павловича.

Дорогой научрук, я пришел к потрясающим выводам! Источник излучения находится не в Тихом океане, возле мыса Горн, как думали мы раньше. Он расположен на юго-восток от Москвы, примерно в полутора тысячах километров от нее…»

ГЛАВА VII

Высоко вверху возник огромный диск. Он распался на тысячи хрустальных, вложенных друг в друга кругов. В центре диска родился огонь, ослепительный, сверкающий и нежный. Преломляясь в бесчисленных гранях, он наполнился тончайшими оттенками невиданной красоты. Отраженные мириадами зеркальных плоскостей лучи слились в единый радужный поток света, который упал на Сергея, подхватил его и куда-то понес на упругих теплых волнах.

Он нес его к славе, признанию, безоговорочной победе. Сергею грезились долгие часы совещаний и обсуждений, когда стоишь на трибуне с поднятой головой, скромный, горделивый, все понимающий. Затем долгие месяцы снисходительного разъясняющего отношения к другим, долгие годы почета, прочного уважения, непоколебимого авторитета…

Сергей взглянул на Эрика. По лицу того нельзя было сказать, слышит ли он фанфары славы, гремевшие в ушах Сергея. Вертикальная складка меж бровей показывала, что Эрик чем-то озабочен. Сергей вопросительно хмыкнул. После долгого молчания Эрик поднял глаза.

— Вообще это смешная штука, — задумчиво сказал он.

— Ты о чем?

— Ну посуди сам. Это какая-то сложнейшая и вместе с тем простая, как дважды два — четыре, система. Природа отражена в человеке, она «записана», если позволительно так выразиться, в виде чувств, мыслей, воспоминаний…

— Не путай, память и мысль — категории, свойственные только живому. Мертвой природе они неведомы.

— Ну хорошо, в форме ощущения. Природа отражена в человеке, в его чувствах. Это как бы первая ступень. Человек отражен в биотозе в виде импульсов, переданных каким-то субквантовым биополем. Это уже вторая ступень. Возможно, что…

— У нас будет столько хлопот со второй ступенью, что до третьей мы не доберемся, — беспечно отмахнулся Сергей.

— Да, конечно, но ты меня не понял, — сказал Эрик. Его глаза, казалось, совсем растаяли на бледном лице. — Чем выше ступень отражения, тем выше самостоятельность воспринимающего объекта. Вот в чем штука. Например, человек по отношению к камню…

Сергей напряженно всматривался в Эрика.

— Для этого нужно, чтобы биотоза была способна самостоятельно перерабатывать информацию. Кодировать сигналы, помнить, сравнивать и так далее, — сказал он.

— А почему ты думаешь, что она этому не может научиться? — заметил Эрик. Он говорил равнодушно и негромко; казалось, все это очень мало его занимает. Только по странной прозрачности глаз Сергей догадывался, что его друг пробивается сквозь какую-то мучительную умственную преграду.

— А зачем ей это нужно? — подумав, спросил Сергей.

— Такой вопрос не имеет смысла. Это то же, что спросить у природы, зачем она создала мыслящего человека. Здесь играет роль автоматика необходимых и случайных процессов…

Эрик помолчал. Он смотрел в окно, и Сергей смотрел туда же. Там, как маяк, светилась биотоза. Сергею свечение биотозы казалось ослепительным, обжигающим, как лучи экваториального солнца. Эрик смотрел и будто не видел мерцающего сияния, проникавшего сквозь стекла.

— Я боюсь, — сказал он, ворочаясь на своем ложе, — боюсь, как бы биотоза не стала по отношению к человечеству…

— Чем? — спросил Сергей.

— Тем же, чем люди стали по отношению к мертвой природе.

Доктор, утонувший в кресле и дыму, встрепенулся:

— Возможно ли это? Биотоза, создана людьми, и ее существование определяется общим потенциалом напряжения вашего гипотетического биополя, генерируемого человечеством…

— Люди тоже созданы природой и живут на ее иждивении, тихо возразил — Эрик, — но это не мешает им активно вмешиваться в дела мертвой и живой материи. Биотоза, если она приобретет самостоятельность, тоже может захотеть что-нибудь изменить.